Поскольку речь идет об утверждении кандидатуры Павла Микова, который занимает этот пост уже несколько лет, мероприятие предполагалось чисто протокольное. Однако в последние месяцы сам г-н Миков немало сделал для того, чтобы привлечь к себе особое внимание.
На прошлой неделе региональное отделение общественной организации «Родительское всероссийское сопротивление» объявило о проведении пикетов против назначения Павла Микова детским Омбудсменом на новый срок. Уличные акции проходили под общедемократическими лозунгами против растления детей. Но фигурировал и лозунг «Губернатор, куда смотришь?». Вопрос тем более актуален, что кандидатуру Павла Микова внес в ЗС именно Виктор Басаргин.
На уличные выступления у Павла Микова нашелся контраргумент. Им стали письма в его поддержку от таких общественных организаций, как «Вектор дружбы», «Пермский центр развития добровольчества» и других. Общий смысл обращений в Законодательное собрание таков: кандидатуру Микова необходимо утвердить, потому что он вносит большой вклад в защиту прав детей, в особенности оставшихся без попечения родителей.
Любопытно, что оппоненты тоже говорят о «вкладе» Павла Микова, но оценивают его заслуги совершенно иначе. В частности, поводом для пикетов послужило происшедшее в Пешнигортском детском доме. Как мы уже писали, комментируя сообщения СМИ о фактах групповых изнасилований в приюте, детский Омбудсмен рекомендовал не раздувать эту историю – якобы в интересах детей. Заметим в скобках, за точно такую же позицию директор детдома, теперь уже бывший, поплатилась должностью и уголовным делом за укрывательство преступлений.
Далее, Павел Миков заверил, что никаких изнасилований вообще не было, а девочки 13-14 лет вступали в интимные отношения со сверстниками добровольно, в силу взаимной симпатии и любви. Омбудсмен заверил, что девочки не являются жертвами. Однако впоследствии они были признаны потерпевшими. Далее, Павел Владимирович позволил себе повторить историю, рассказанную директором детдома об одной из потерпевших, – про то, что до помещения в приют родители девочки превратили ее в сексуальную рабыню и «сдавали» знакомым за бутылку водки. При этом детский Омбудсмен сделал заключение о том, что «половая неприкосновенность ребенка уже была нарушена» – что, очевидно, лишило его всяких прав на защиту в дальнейшем.
Естественно, у многих возник вопрос: почему уполномоченный по правам ребенка, которому стало известно о случае сексуального рабства применительно к несовершеннолетней, не сообщил о преступлении в правоохранительные органы. Разгадка нашлась в ходе следствия. Среди трех воспитанниц, которые в данный момент рассматриваются как потерпевшие, подобных фактов в биографии не установлено. Иными словами, директор детского учреждения, пытаясь снять с себя ответственность, попросту оболгала воспитанницу. Тем же путем пошел и детский Омбудсмен – видимо, в порядке защиты ребенка, оставшегося без попечения родителей.
Более того, г-н Миков даже вышел на обобщение, заявив, что сейчас все дети, в том числе и домашние, начинают половую жизнь в 13 лет. Даже не касаясь самого тезиса, хотелось бы отметить, что за «домашнего» ребенка отвечают все-таки родители. А вот воспитанники детских домов – это уже сфера ответственности государства. И в нее входят не только миска и койка, но, как ни странно, и время начала половой жизни. А уполномоченный по правам ребенка, напомним, в силу своей должности является госслужащим.
Председатель пермского отделения «Родительского всероссийского сопротивления Алексей Мазуров прокомментировал для «Эха Москвы в Перми»:
– Если для пермского детского омбудсмена начало половой жизни в 13 лет является нормой, то для людей, воспитанных на традиционных семейных ценностях, это отвратительно и недопустимо. Похоже, что для Павла Микова ребенок является не объектом любви и заботы, а какой-то сексуально свободной личностью. Подобные высказывания с его стороны не вызывают удивления, ведь он является одним из главных сторонников введения сексуального просвещения детей. Он перешел грань дозволенного.
Неудивительно, что Павлу Владимировичу накануне очередного назначения припомнили всю эту грязную историю. Пытаясь объясниться в публичном пространстве, он заверил, что под групповой «симпатией и любовью» он понимал только первый из эпизодов, имевших место в Пешнигортском детском доме. А точнее, не в стенах учреждения, а во время летнего выезда воспитанников в Соль-Илецк. О втором факте изнасилования, который произошел осенью с другой девочкой, и уже в самом учреждении, он будто бы не был в то время осведомлен.
Интересно, что «разъяснительную кампанию» Павел Владимирович начал с инициаторов уличных мероприятий, дав понять, что эта организация за все время его работы никак не проявляла склонности к сотрудничеству, не предложив ему ни одной инициативы или проекта помощи детям. Не нам судить – возможно, тут дело в самой личности регионального Омбудсмена. Отметим другое: Павел Владимирович как будто не сразу даже и заметил, что ему надлежит объясняться не с пикетчиками, а с весьма значительным кругом граждан, которым его позиция в этом резонансном деле тоже непонятна.
На некоторые странности в работе детского Омбудсмена обратил внимание Вячеслав Дегтярников в своей авторской программе «Ложка дегтя» на радио «Эхо Москвы в Перми»:
– Хочу сказать, что меня совершенно не удовлетворили разъяснения, которые Павел Миков на днях дал в прямом эфире. Он заявил, что, рассуждая о любви и согласии в Пешнигортском детдоме, он имел в виду только первый эпизод. Но вот в чем дело – в комментариях, которые Павел Миков дал сайту 59.ru после первых публикаций, он совершенно определенно говорит о двух девочках. А ведь в соль-илецкой истории фигурировала только одна. Получается, он либо вводит нас в заблуждение, утверждая, что ничего не знал о втором эпизоде, произошедшем осенью, либо знает еще о каком-то происшествии в Соль-Илецке, о котором никому не сообщает. Второе – обращает на себя внимание тот факт, что следователи и психологи, работавшие с тремя пострадавшими девочками, ни у кого из них не обнаружили никакой истории, связанной с сексуальным рабством в семье. Тут снова вопрос: либо детскому Омбудсмену известно об особо тяжком преступлении против еще одной воспитанницы детдома, либо он попросту оклеветал одну из пострадавших. Потому что, по его логике, девочка прибыла в детдом, уже имея сексуальный опыт, и не была жертвой, а наоборот, сама развращала и провоцировала других воспитанников.
Далее, в первом же комментарии «Местному времени» Павел Миков заявил, что в возбуждении уголовного дела отказано, у журналистов нет никаких фактов, одни домыслы. В это время только еще был направлен запрос следственного комитета в Соль-Илецк, ответ ожидался не ранее чем через 2 недели. По второму эпизоду были начаты опросы в детдоме. На каком основании детский Омбудсмен делал выводы о результатах следствия? Это что, была попытка давления? Если г-н Миков был кем-то введен в заблуждение, то почему сегодня прямо не сказать: в своих первых комментариях я допустил ошибку?
Г-н Миков известен, в том числе и в журналистских кругах, как борец за соблюдение законности. Так, во время учебы для представителей СМИ, которую организовывал Роскомнадзор, Павел Владимирович сослался на пример нарушения законодательства в СМИ. Речь шла о сайте properm.ru, который выложил интервью, где воспитанник очерской спецшколы жаловался на многочисленные случаи физического насилия. Материал с фото был размещен на основании разрешения, которое дал журналистам ребенок. Как – совершенно справедливо – указал Павел Миков, разрешение на публикацию нужно было получать не у ребенка, а у директора детдома как законного представителя несовершеннолетнего. Вряд ли директор дал бы согласие на подобные разоблачения – но главное тут все же в другом.
– По-моему, в этой ситуации что-то перепутано, – считает Вячеслав Дегтярников. – Уполномоченный пишет заявление, что журналисты нарушили закон. А ведь он в первую очередь должен был бы заинтересоваться фактами насилия в отношении ребенка! Мне трудно оценивать работу Павла Микова в целом. Готов даже допустить, что он лучший из детских Омбудсменов. Но вот что для меня очевидно: к Павлу Микову есть вопросы, и он на них не отвечает. А вместо этого начинает придумывать байки. Кроме того, известны случаи, когда закон нарушается непосредственно в его ведомстве. У нас на связи Альбина Михайловна, бабушка двух внуков, которые сейчас находятся в общине, которая обитает в деревне Черепаново. Ее дочь ушла в эту общину вместе с детьми. В конце прошлого года бабушка побывала в Черепаново и после этого попыталась добиться помощи в Перми.
– Когда мы в этой деревне своими глазами увидели весь этот быт, условия, в которых находятся дети, то сразу же поехали в Пермь. Обратились в том числе к уполномоченному по правам ребенка. Сам Павел Миков был в отпуске, но заявление у нас приняли, зарегистрировали, дали мне копию. Обещали ответить в течение месяца. На заявлении стоит дата – 25 декабря 2013 года. Но ответа до сих пор нет.
Тут опять следуют многочисленные «или» и «может быть»: возможно, бумажка просто затерялась? Но вопросы-то остаются.
Особенно если учесть, что не так давно на одном из федеральных телеканалов Павел Миков заявил: у нас есть дети, которые живут в гораздо худших условиях, чем в Черепаново. Наверно, это так и есть. Но разве это аргумент?
– Хочу добавить к вышеописанному один эпизод, связанный с личным общением с Павлом Владимировичем, – продолжает Вячеслав Дегтярников. – Тогда мы снимали сюжет про нытвенский детдом для детей с ограниченными возможностями для программы «Суть дела». Фабула была такая: как только воспитанникам исполнялось 18 лет, с их счетов начинали исчезать деньги, которые перемещались в карманы воспитателей. Добиться возбуждения уголовного дела нам тогда, к сожалению, не удалось, но директора все же сменили. Вот с этой проблемой я и пришел к Павлу Владимировичу. И что? Никакой реакции. Это мягко говоря. А «немягко» – я получил в ответ историю о том, что журналисты в очередной раз раздувают проблемы очередного детского дома. Это что, позиция уполномоченного по правам ребенка? Это что, взаимоотношения со средствами массовой информации? Эти структуры вроде бы должны идти бок о бок, помогая друг другу. А получается иначе.
