В числе особо памятных событий войны - снятие блокады Ленинграда 27 января 1944 года, которое по всей России отметили уже в 76-й раз. Для Перми это особая дата: город тысячами принимал эвакуированных ленинградцев. Для многих из них Пермь стала второй родиной. Немало пермяков сражались на Ленинградском фронте.
Александра Сергеевна Шиманис, в девичестве Носкова, не была уроженкой Молотова, как тогда называлась Пермь. Но на Ленинградский фронт она попала именно отсюда. Еще до войны девушка приехала из Татарской АССР, где закончила 7 классов, - учиться в ФЗУ и получить рабочую профессию. В Татарстане в то время таких училищ не было. Училась Александра в 1-м ремесленном училище возле завода имени Свердлова. Сейчас ее портрет висит в музее училища.
Как и сверстницы, Александра готовилась к мирному труду. Война все изменила. Вместе с другими девчатами ее начали готовить по военным специальностям. Такие километры на лыжах наматывали… Думали, попадут в тыл, может быть, медсестрами в госпиталь. А оказались из училища сразу на передовой. Шел 42-й год, Александре было 19…
- Это было сильное поколение, - говорит Галина Михайловна Рыболовлева, дочь А.С. Шиманис. - Призвали их на Ленинградский фронт в самое трудное время – отступления, наступления... Совсем молодые девчонки, на холоде, по грудь в болотной воде… Мама была телефонисткой. Храню ее красноармейскую книжку, с которой она прошла всю войну. В одном интервью мама сказала, что для нее война закончилась в Выборге. А вообще она почти ничего не рассказывала. Я ее спрашивала:
- Мама, ты забыла?
- Я ничего не забыла. Просто не хочу вспоминать то страшное время.
После войны Александра Сергеевна трудилась в столовой комбината питания завода имени Свердлова - официанткой, потом кладовщиком, заместителем заведующей, проработала там всю жизнь, до 73 лет.
С годами возраст начал брать свое – астма, давление… 4 марта 2017 года Александре Сергеевне стало плохо. Сама она уверяла, что все в порядке, но дочь заметила нарастающую слабость, слишком частый пульс. Приехавшая «скорая» с диагнозом определиться не смогла, вызвали реанимационную бригаду. Ветерана спустили на одеяле с верхнего этажа – она жила с дочерью в пятиэтажке в двух шагах от больницы на Героев Хасана. Можно сказать, через дорогу. Туда, в кардиологическое отделение, 93-летнюю пациентку и доставили в десятом часу вечера.
- Реанимация подозревала инфаркт, - вспоминает Галина Михайловна. – В приемном отделении маме поставили капельницу. Я стояла рядом и видела - калий-магний. А потом врач из нашей поликлиники, которая там подрабатывала дежурствами, выдала справку об отказе в госпитализации. Посоветовала попить панангин, ингалятор поменять. И все – домой. А как домой? Гололед, темно, мама без верхней одежды. Нам посоветовали искать грузовое такси, потом разрешили переночевать. Полночи я обзванивала эти такси – бесполезно. А мама лежала на топчане в полуподвале - холодище, от окна дует, ни одеяла, ни подушки не дали. Все, что было, - одеяло, в котором ее привезли, да еще я ее своим платком укутала. За всю ночь к нам никто ни разу не подошел. Мне хотелось ругаться, поднять шум – но я себя останавливала: это кардиология, люди больные лежат! Утром я дозвонилась соседке, попросила принести мамины вещи. А как ехать? Врачи из стационара вызвали такси. Доехали, вышли – надо на 5 этаж. Мы с соседкой вдвоем тихонько вели маму. Не доходя до третьего этажа, она села на ступеньку и умерла.
…По этому подъезду заурядной пятиэтажки на Льва Шатрова Галина Михайловна ходит каждый день. И то, что случилось с самым близким человеком, никак не отпускает. Все поворачивает ситуацию и так, и этак – а ответов нет. У мамы была аритмия – разве ее не надо было наблюдать? Анализов никаких в больнице не брали – а диагноз поставили? Почему не приняли пациентку - места пожалели? Может, надо было заплатить – ведь любые деньги бы отдала! И почему никто не хочет просто взять на себя ответственность?
Больше всего ранило именно то, что медики не признали своей вины. Галина Михайловна обращалась в разные инстанции - включая приемную президента. Всех уже и не перечислить. Следователь из полиции вызывала врача – ночного дежуранта. А потом начались отписки – да, анализы не взяли, но лечение назначили, помощь оказали... Вплоть до ссылок на врачебную тайну относительно того, каким лекарством лечили пациентку.
- Какая тайна, если я там была? – удивляется Галина Михайловна. - И до этого маму лечила, выкупала в аптеке лекарства, которые ей выписывали. Потом уже я пошла к адвокатам, опять в минздрав, потом страховая компания их проверяла, нашла очень много нарушений. Та врач из поликлиники ушла. Прошел год – она снова на месте. Правда, уже не терапевтом.
Потом адвокат обратился в следственный комитет, к губернатору, и следователь снова вызывала врача. Результат - отказ в возбуждении уголовного дела: якобы лечение было предоставлено, а показаний для госпитализации не было.
- Уже осенью прошлого года мне сообщили из полиции: получено разрешение прокуратуры на эксгумацию, - делится Галина Михайловна. - Не понимаю, что они там спустя два года хотели увидеть? Я уже и памятник поставила. Конечно, я сказала «нет». Адвокат мне объяснила: это был последний ход, чтобы закрыть дело, потому что понятно было, что я откажусь.
Ответов на свои вопросы дочь ветерана так и не получила. Хотя главный ее вопрос, конечно, неформальный. Человек просто хочет понять: как же так?
Если ветеран войны скончалась через 5 минут после того, как ее выпихнули из государственного медицинского учреждения, неужели это значит, что необходимое лечение было предоставлено? Может, и так. Но как с этим жить, как слушать реляции об особом внимании к каждому ветерану войны?
