Причиной смерти детей, как установила экспертиза, была асфиксия. Но душили их не за шею – закрывали нос и рот руками. В обоих случаях девочки были одеты и, как пишут в протоколах, порядок одежды не нарушен. Но трупы были свежие, и экспертиза без труда установила: имело место изнасилование.
После второго убийства следователи начали сопоставлять общие детали. Обе девочки жили недалеко от места преступления, в Нагорном.
– В деле имелась запись о том, что видели дети, гулявшие возле дома в день исчезновения одной из девочек, – вспоминает следователь-криминалист отдела криминалистики СУ СКР Александр Киселев. – Они сказали, что девочка уехала на белой машине. И все, больше никакой информации не было. После выборки по соседним домам выяснилось, что белая машина здесь была только одна – ИЖ-«сапог». На ней работал один из местных жителей, назовем его Владимир Хомяков. Его взяли, стали проверять по учетам и выяснили: с год назад, когда он был прапорщиком и служил на «Соколе», в детском саду на Бахаревке произошла очень нехорошая история, и как раз с участием прапорщика.
А произошло тогда вот что. Нянечка шла вечером по территории и увидела: стоит маленькая девочка, ревет. А возле нее сидит пьяный прапорщик. Он, как показалось женщине, при виде нее начал что-то придумывать на ходу. Говорит девочке: «Ты зачем в меня камнем кинула, могла в голову попасть…» А камень рядом лежит – кирпич силикатный, ребенку его даже не поднять.
Надо отдать должное нянечке – она оказалась неробкого десятка, оттащила пьяного от ребенка, вызвала милицию. Там начали проверять, кто таков. Оказалось – прапорщик. А военными занимается военная прокуратура. Вызвали командир части, тот забрал своего подчиненного. Все материалы ушли военным – и все.
Следователи начали проверять послужной список Хомякова до его появления на «Соколе». Оказалось, в начале 80-х годов он служил в Дзержинске – это город в Казахстане. И тоже прапорщиком. Туда выехал следователь из Перми. И выяснилось, что из части в Казахстане Хомяков тоже уволился не просто так.
Там история выглядела так. Идет маленькая девочка домой из школы, и вдруг ее хватает за шею прапорщик, затаскивает к себе в квартиру и пытается изнасиловать. Но поскольку он был очень пьян, девочка смогла оказать сопротивление, вырвалась и убежала. Дома она рассказала все маме, показала дверь квартиры, где она была.
Мать подала заявление в местную военную прокуратуру. Хомякова немедленно положили в госпиталь. К нему пришел начальник штаба части, сказал: «Выхода два. Или пишешь задним числом заявление об увольнении из части, или даем делу ход». Ну, прапорщик написал заявление, и на этом расследование закончилось. Начальники его испугались за свои погоны.
– Вот тогда и выпустили джина из бутылки, – считает Александр Киселев. – Все же с мелочей всегда и начинается. Вот чем опасно оставлять без последствий любые действия педофилов: им сначала хочется посмотреть, потом потрогать, потом попробовать дальше. А дальше уже тяжкое преступление, и чтобы никто не узнал, нужно избавляться от жертвы. Так и появляются серийные преступники. Его надо было в Дзержинске останавливать. А его отпустили, дали уволиться, и этим делом больше никто не занимался. Следователь из нашей бригады нашел это дело в Дзержинске, посмотрел материал – там даже не соизволили назначить девочке судебно-медицинскую экспертизу. Вот как сработала военная прокуратура. Потому что в случае расследования под удар попадали командир части, другие офицеры. А Хомяков оттуда перебрался в Пермь, устроился прапорщиком на «Сокол», какое-то время отслужил – и снова сомнительный эпизод, который никто не стал расследовать. В результате мы получили три трупа детей, два из которых были найдены в одном месте. Как потом выяснилось, это были не первые жертвы педофила.
К тому времени, как следствие выяснило особенности службы Хомякова в разных частях, по убийствам в Перми прямых улик против него по-прежнему не было. Только белая машина – и больше ничего. Но картина начинала понемногу складываться. И уже было очевидно: этот человек действительно мог совершить тяжкие преступления.
– А дальше уже пошла технология, – говорит следователь-криминалист. – Начали с ним работать – и он стал давать показания. И в том числе по старому эпизоду в Гремячинском районе. Рассказал, что там он тоже изнасиловал девочку лет пяти-шести. Хотя у нас информации о таком преступлении на тот момент не было. Дело находилось в производстве у следователя по особо важным делам Ларина. Я тогда был старшим следователем и был включен в следственную группу. И отрабатывал эпизод по поселку Шумихинский в Гремячинском районе, где у прапорщика жили родители. Нормальные, хорошие люди, труженики. А он такой вот…Девочка там действительно погибла, но ее смерть посчитали некриминальной. Очень тяжелая история – ребенок этот попал в автоаварию, с трудом выжил. Ее врачи год собирали по частям. И вот мама из Ижевска привезла ее на лето к родителям в деревню, поправлять здоровье. Оттуда Хомяков и увел ее в лес…
В Шумихинском решили, что девочка просто потерялась. Ее искали всем поселком, но безрезультатно. Тело обнаружил пастух на выпасе, через полтора месяца, совершенно случайно. Там в этом месте перелески, естественные воронки. Ну, и коровы собрались вокруг одной ямы, начали мычать. Эти животные вообще очень чувствительны к запаху смерти. Пастух спустился посмотреть – а там скелетированный труп. Платьишко, бантик – а больше почти ничего. Кости не сломаны, все на месте… Дело было прекращено – все выглядело так, как будто ребенок заблудился, упал в воронку и погиб.
– Во время обыска дома в поселке Шумихинском я нашел интересную вещь, – вспоминает Киселев. – Это была книга «Судебная медицина», в которой ногтем были отчеркнуты места про смерть от асфиксии, про закрытие руками дыхательных путей, о том, что при этом следов не остается. Почему-то он ее прятал в подполье.
Дело прапорщика было передано в военную прокуратуру. Пермская военная прокуратура довела его до конца. Педофил получил пожизненный срок – в то время уже действовал мораторий на смертную казнь.
– Не могу даже рассказать, что он делал с детьми, – говорит Киселев. – Мерзкий тип. И вот что характерно. Он во время следствия попросил свидание с матерью. Такие вещи мы нечасто, но разрешаем. Мать пришла, плачет, причитает: «Вовка-Вовка, что ты наделал…» А он в ответ: «Мать, ты просто ничего в этом не понимаешь!»
