На карте административного деления СССР за 1939 год под номером 15 есть Немецкая автономная республика. Если посмотреть на такую же карту 1941 года, то этой республики там уже не найдешь. Все дело в декрете от 28 августа 1941 года о ликвидации автономии. Причиной появления этого документа стала начавшаяся Великая Отечественная война.
Мобилизация на восток
Рассказывает доктор исторических наук Андрей Суслов:
– Началась война с отступления советских войск. И последовали массовые депортации немцев из Поволжской республики, Украины и всех западных территорий. Все это делалось под предлогом того, что были якобы зафиксированы факты: немцы стреляли в спину отступавшим советским войскам.
Потенциальными врагами объявлялись все русские немцы, вне зависимости от рода занятий и убеждений. В том числе старики, женщины и дети. Этнических немцев выводили из состава действующей армии, снимали с фронтов. Всего, по разным оценкам, в первые месяцы осени в Сибирь и Казахстан было перемещено около миллиона человек. Одним из них был и Эдвин Гриб, живший тогда на Украине. По иронии судьбы, 28 августа 1941 года ему исполнилось 16 лет.
– А пятого числа мне пришла повестка на фронт, – вспоминает Эдвин Гриб, руководитель Общественной организации российских немцев «Возрождение» (г. Соликамск). – И я попал вместе с дядей, который уже раньше в армии служил. А так как я был маленький ростом, он мне сказал, чтобы я за ним всегда вставал, – чтобы, когда начнут делить, мы в одну команду попали. И вот я из-за него выглядывал, и какой-то офицер увидел меня и прогнал, не спросив документов, – подумал, что мальчишка затесался.
Мобилизовали Эдвина Гриба несколько дней спустя. Вместе с другими немецкими подростками и мужчинами в возрасте от 16 до 55 лет посадили в эшелон и отправили. Но не на запад, а на восток – в поселок Боровск, рядом с Соликамском.
– И тут мы впервые увидели охранников, – продолжает наш собеседник. – Вокруг площади стояли охранники с собаками, нас выгрузили, заставили сесть на корточки, руки за голову, и начали нас по одному вызывать.
Мобилизация была следующим этапом после высылки этнических немцев с их земель. Воюющей стране нужна была дешевая рабочая сила. А опыт по ее созданию у страны советов уже был немалый. В 42-м году мобилизации подверглись и женщины.
Из постановления Государственного комитета обороны № 2383 от 7 октября 1942 года: «… провести мобилизации в рабочие колонны на время войны также женщин-немок от 16 до 45 лет включительно. Освободить от мобилизации немок-беременных и имеющих детей до 3-х лет. Проведение мобилизации немцев возложить на Народный комиссариат обороны (НКО) и НКВД с привлечением местных органов советской власти. К мобилизации немцев приступить немедленно и закончить в месячный срок. Глава ГКО И. Сталин».
– То есть фактически получалось так: например, семья жила в Сибири, и там были трудоспособные члены семьи. Их могли отправить на любое предприятие в другом регионе, а нетрудоспособных – детей и стариков – оставить, по сути, без всякой помощи, – поясняет Андрей Суслов.
Все для победы
По количеству находившихся в регионе мобилизованных русских немцев Прикамье в годы войны уступало разве что Кемеровской области. Через Прикамье, по разным оценкам, прошли от 40 до 200 тысяч человек. В Боровске, например, находились немцы из Крыма, Кавказа, Украины и ликвидированной немецкой автономии в Поволжье. Работали трудармейцы на добыче полезных ископаемых, лесозаготовках и в строительстве. В Соликамске их усилиями был построен завод «Урал», в годы войны выпускавший порох и снаряды для «Катюш».
При этом условия содержания трудармейцев, особенно в первые годы войны, были ужасными. Руководители предприятий, за которыми закреплялись трудармейцы, часто пренебрегали своими обязанностями по содержанию и организации быта мобилизованных. Не хватало самого необходимого – одежды, обуви, продуктов. Все это приводило к огромной смертности среди трудармейцев.
Из отчета НКВД об условиях содержания перемещенных немцев в одной из трудовых колонн Краснокамска, октябрь 1943 года: «…Спецодеждой большинство мобилизованных не обеспечено. В зимний и весенний период ежедневно из-за отсутствия обуви не работали 150-200 человек. В настоящее время 500-600 человек из-за отсутствия обуви работают босыми».
Рассказывает Эдвин Гриб:
– Очень тяжелыми были 41-й и 42-й годы. Потому что здесь было всего 3 тысячи местных жителей. Это действительно было тяжело и не совсем продуманно, может быть. Нам сказали, надо строить вот этот завод. В сентябре мы начали строить, а уже в августе 42-го завод дал первую продукцию. Но это стоило жизни 7300 трудармейцев.
Тяжелые условия не могли не вызывать недовольство. Нередкими были случаи членовредительства, неподчинения и побегов. Особенно активно протестовали разжалованные бывшие солдаты и офицеры Красной армии.
– Был такой случай, – продолжает наш собеседник, – когда очередную партию привезли – они отказались работать. И охрана не могла с ними справиться. Они же все фронтовики были, успели повоевать. Зачинщиков и самых активных не расстреляли только потому, что нужны были рабочие.
Вероятнее всего, именно по этой причине, а вовсе не из человеколюбия, на защиту немцев от преступного произвола начальников порой вставали органы НКВД.
– Один начальник стройки в Березниках приехал, увидел, что тут все немцы, и приказал их обедом не кормить. За один месяц 900 человек умерло. И он набрался наглости и написал в Верховный совет, что он 900 немцев уничтожил, прошу прислать еще. Там в ужас пришли, прибыла комиссия, его арестовали и приговорили к расстрелу. Но затем заменили это отправкой на фронт, где он через две недели и погиб.
Но уже к 43-му году ситуация изменилась в лучшую сторону. Этому способствовали и успехи на фронте, и окончательный перевод советской промышленности на военные рельсы. Огромные людские потери предыдущих лет заставили власти беречь оставшиеся трудовые ресурсы.
Большинство сосланных немцев до этого жили в сельской местности и имели большой опыт работы на земле. Это плюс немецкая аккуратность и основательность позволило им добиться хороших результатов и на Урале.
– Немцы, которые не могли работать на стройке, сеяли картошку, – говорит Эдвин Гриб. – И первый год был такой урожай! Я такого никогда не видел.
По лагерю немцы могли передвигаться свободно.
– Отведут тебя на работу, приведут обратно, и все, – вспоминает Эдвин Гриб. – Но на куртках, которые выдавали, у всех был вырезан треугольник. По нему сразу было ясно: немец. Если я бы вышел за территорию – любой бы сразу увидел, что это немец идет.
Немецкий след
Поселок Черное был основан трудармейцами в 1942 году, после выхода декрета о переводе их на продовольственное самообеспечение. Само название «Черное» происходит от урочища Черные пески, которое здесь располагалось. Черное – значит неплодородное. Чтобы здесь хоть что-то росло, сюда возили торф с окрестных болот. Кстати, в советское время совхоз был одним из лучших в Прикамье.
До сих пор треть жителей Черного составляют потомки тех самых немцев, трудармейцев. И у местных энтузиастов даже возникала идея о создании здесь национального сельского поселения.
Что интересно – в трудколоннах работали партийные и комсомольские организации. Трудармейцы платили налоги, квартплату за содержание в лагере и за его охрану. Из мизерной зарплаты 10% вычитались также на культработу и содержание временно нетрудоспособных.
– Часть из трудармейцев, несмотря на условия содержания, воспринимали свою мобилизацию как реальную помощь государству, – поясняет доктор исторических наук Андрей Суслов. – Они организовывали соцсоревнования, причем даже, как мне кажется, с энтузиазмом.
– Какое было настроение у людей в трудлагере, о чем думали, мечтали? – говорит Эдвин Гриб. – О том, чтобы скорее построить завод и дать порох фронту! И чтобы кончилась война. Мы же все были советские люди.
Но конец войны, которого с нетерпением ждали и трудармейцы, не принес им долгожданного освобождения. У товарища Сталина насчет русских немцев были другие планы.
…В одну сторону деревня Романово, в другую Палашер. Всю войну здесь находились части трудармии – в том числе женщины и старики, работали на лесоповале. Казалось бы, после победы всех должны были отправить домой, но этого не случилось. В 1948 году был подписан страшный приговор – оставить на вечное поселение. Тем не менее, многие из высланных немцев в дальнейшем сыграли важную роль в жизни территорий, где им пришлось оказаться.
Рассказывает краевед Геннадий Бординских:
– Вот улица Фрунзе – она у нас называется маленький Берлин. Улица построена по проекту архитектора Тальцинера, и пусть немцы здесь уже не живут – она остается напоминанием.
Тот же Тальцинер занимался реставрацией и восстановлением храмов в Соликамске. И известен не только он. Из трудармейцев, правда, нижнетагильских, – основатель пермской археологической школы Отто Бадер. Через Соликамск же и трудармию прошли музыковед Павел Вульфиус, артист балета Виктор Дик и ректор Пермского мединститута академик Евгений Вагнер.
– Он тоже свою карьеру начинал здесь, – говорит об академике Геннадий Бординских. – Работал на овощехранилище, а потом его перевели в Черное, где он и оперировал. Условия, конечно, там были… Обычная изба, керосиновая лампа, инструментов никаких. Но и там он умудрялся проводить сложные операции.
За долгие годы вынужденной разлуки многие немецкие трудармейцы потеряли всякую связь со своими близкими, со своей малой родиной. У кого-то осталась обида на советское государство, так несправедливо с ними поступившее. Стремление руководства страны (и лично Сталина) избавиться от неугодных и якобы опасных народов в 40-е годы стало одной из причин массовой миграции российских немцев в Германию в 90-е годы ХХ века.
Выражаем особую благодарность специалистам Пермского государственного архива новейшей истории и Государственного архива Пермского края, а также лично Г.А. Бординских за предоставленные материалы.
